Форум любителей театра ЛЕНКОМ

1 октября 2007 г.
Марк Захаров
«Своих убеждений не меняю»
Анна ТРЕФИЛОВА

Свой юбилейный, восьмидесятый сезон «Ленком» открывает премьерой гоголевской «Женитьбы». Звездный актерский состав – фирменный знак театра, каждая ленкомовская премьера – это, прежде всего, актерское дефиле. «Женитьба» – не исключение. Хотя отсутствие в числе исполнителей Николая Караченцова и Александра Абдулова сказывается и на общей атмосфере за кулисами театра-юбиляра. Праздник получается грустный. Ведь вся история «Ленкома» – а с появлением Марка Захарова особенно – это, прежде всего, история формирования и становления уникальной актерской команды.

– Из восьмидесяти лет «Ленкома» ваших – тридцать четыре. Что можете сказать о захаровском периоде?

– У меня есть, если так можно сказать, свои достижения, я так считаю. Первое – это создать питательную творческую среду для роста артистов. У нас действительно воспиталось много актерских явлений. И второе – должен быть такой отлаженный механизм, где не должно быть завязано все на одного человека. Это неверно и это не очень профессионально. Когда без него и лампочку нельзя ввернуть или купить. Должна быть какая-то надежная конструкция, которая может функционировать, если «главный» уедет недели на две, на три. Но не больше.

– Знаете, как вас называют – «Мрак Анатольевич»…

– Это знаю. Это уже давно за мной тянулось. Я, несмотря на мою приверженность к комедии, человек на вид очень мрачный. От меня ничего хорошего не ждите. Но это, я себя тешу надеждой, наверное, все же обманчиво.

– Поколения в «Ленкоме» менялись уже не раз. Совсем другие приходят сейчас?

– Наверное. Но, знаете, юношеский максимализм все равно похож. Я переживал его в студенческом театре, потом в Театре сатиры, и остатки этого юношеского максимализма легли в основу «Ленкома». В какой-то степени. Я стараюсь не брюзжать, не впадать в критиканство и пессимизм, но и зову всех к тому, что русский репертуарный театр должен быть устойчивым организмом. И, даже если появилась какая-то течь, какой-то убыток, все равно он должен оставаться на плаву, переживать разные невзгоды, сумерки и тьму и выходить все равно в светлые, какие-то радостные, счастливые моменты жизни.

– Не меняете своих убеждений по поводу репертуарного театра?

– Нет. Не меняю. Я считаю, что это наше достижение. Есть кинематограф, все телевидение на 99 процентов в общем питается тем, что делается в театрах, где формируются актерские индивидуальности.

– Изнутри, сами как думаете, в чем загадка – классический репертуарный театр, и все равно полные залы? Другие сгнили уже давно, а у вас аншлаг.

– Был такой момент, когда показалось, что наш пафос, может, не такой обнаженный, как на Таганке… Там была уж очень хлесткая публицистика. Мы были более сдержаны, хотя и были довольно смелыми всегда. И я несколько раз был на волоске от гибели, и уже принимали решения, что меня снимают, обсуждения были всякие в горкоме партии… Вот тогда была конечно борьба с той системой, административно-распределительной. Но потом вступила в права новая информационная эпоха, когда такой уж публицистики театру уже не нужно. Но! Есть огромное поле исследований характера человеческого, всех нюансов его взаимоотношений и, в частности, русского характера. О нас рассказали ведь не советская драматургия и даже не советская литература, хотя были и Платонов, и Булгаков, а наша классика, начиная с Гоголя. Она препарировала наше сознание и наш характер. Вытащила все химеры и все комплексы, все особенности наши, главным образом дурные, если говорить о сатирике Гоголе. И до Чехова и Достоевского он рассказал нам, кто мы есть на самом деле. И эта вещь не стареет. Она обрастает, наоборот, какими-то новыми нюансами…

– Вы про «Женитьбу» сейчас?

– Да.

– Ничего себе не стареет! Уж не знаю, кто подгадал, то ли вы под правительство, то ли оно к вашей премьере подготовилось…

– Там есть еще злободневная вещь, у Подколесина. Вот, понимаете, что-то сделать пора, что-то поменять, чтобы все абсолютно по-другому, лучше, чем прежде. А потом – в окно! Лучше спрятаться и ждать, что президент скажет.

– Интеллигенция… Сначала мечтают, а потом – в окно. Это какая черта характера?

– Неумение жить днем сегодняшним… Можно долго копаться в этом, и хотя Чехов нам завещал «выдавливать из себя по капельке раба», но, кроме этих капелек рабства и зомбирования, в котором мы пребываем, есть еще и капли, которые достались нам в наследство из далеких времен, связанные с нашим характером. Над ними можно посмеяться и спокойно, и по-доброму, и очень зло, как это делал иногда Гоголь.

– Ну, уж сейчас совсем другое поколение выросло, которому в наследство вообще мало что досталось. Они же не видели этого всего – ЦК, парткомы…

– Не-ет, знаете, генетическая вещь это… Я часто бываю в Германии и вижу, как искалечено поколение гэдээровское: оно не может вписаться в рынок и не может работать, как работают в Европе и остальных землях Германии. Было ощущение, что сменятся поколения, придут другие, которые не знают и не помнят коммунизма, и они-то будут по-другому работать. Но нет! Пришли люди, которые так же уклоняются от работы. Они не умеют работать и не очень хотят. Перекуры, кофе – все так знакомо... В общем, зомбирование было проведено на славу. Как вы знаете – удивительная вещь же! – идеология воздействует на нейроны, клетки мозга, они видоизменяются.

– Да и в театре зритель не тот пошел, не слишком тонок, разучился читать между строк…

– А сейчас не надо между строк, можно говорить все, что хочешь.

– А надо?

– У Шукшина есть замечательная фраза: «В приступе дурной правды»…

– «Он сказал ему, что его жена живет с агрономом»...

– Совершенно верно. Вот «дурная правда» – она не нужна. Когда меня сейчас мучают с Абдуловым рассказать, как и что, я говорю какие-то общие слова, но вникать и посвящать других, сторонних людей…

– Подождите, есть правда, а есть интимные вещи.

– Ну, вот, к сожалению, некоторые путают. Но, с другой стороны, когда говорят: давайте цензуру, я говорю: не надо. Свобода – тяжкая ноша, сказал умный человек. И я понимаю, что это большая радость, что изменилась жизнь, но возникли другие сложности.

– Что такое юбилей?

– Если честно и откровенно, ничего особенного. Это какая-то радость, ни на чем не основанная, но она нужна. Нужны какие-то праздники и застолья человеку, он их придумывает. Так же и театр – 80 лет… Ну, и замечательно.